Добро пожаловать в Центральную городскую библиотеку

им. А.С. Пушкина, уважаемые читатели!

вторник, 10 марта 2015 г.

К 175-летию со дня рождения Петра Ильича Чайковского

РОЖДЕНИЕ КОЛОССА
«… Я вырос в глуши, с детства самого раннего проникся
 неизъяснимой красотой характеристических
 черт русской народной музыки…»

Воткинск, где провёл детство будущий композитор, представлял собой посёлок при заводе, мало чем отличавшийся от деревни. И, вероятно, ещё в раннем детстве зародилась у маленького Пети страстная, вдохновен­ная любовь к русской природе, к русскому человеку. Имен­но здесь широко и привольно лилась народная песня и звучала выразительная, напевная, яркая крестьянская русская речь.
Во многих семьях принято было учить детей музыке, считалось, что дети должны уметь играть «для себя». Учили игре на рояле и всех детей в семье Чайковских. Когда мальчику было четыре года мать, Александра Андреевна, заметила с каким любо­пытством и восторгом он слушает музыку и пригласила в дом учительницу Марью Марковну Пальчикову. Это была самоучка пианистка из крепостных. Она-то и преподала будущему композитору первоначальные основы его искусства. В восемь лет Петя до­вольно хорошо играл и импровизировал на рояле.
Семья Чайковских, 1848 г.
Будущий композитор отличался от других детей не только одарённостью, но и отношением к музыке – «Я... никогда не покидаю фортепиано, которое меня очень ра­дует, когда я грустен». Занятия музыкой для него не забава, не обязанность, а внутренняя потребность, - источник кра­соты, радости, сильных переживаний. Порой внутренняя музыка преследовала его настойчиво и тягостно – «Она не даёт мне покоя».

Когда мальчи­ку исполнилось десять лет, пришло время серьёзно по­думать о его образовании. Выбор пал на петербургское Училище правоведения, где, кроме обязательных юридиче­ских наук, были музыкальные классы для желающих. Учился он довольно хорошо, но особых надежд не подавал. Что же касается музыки, то занимался ею как дилетант — на большее у него просто не было времени. В продолжение трёх лет он брал уроки у известного в то время фортепианного педагога Рудольфа Кюндингера и значитель­но преуспел в фортепианной технике. Однако, когда отец композитора, Илья Петрович, спросил однаж­ды Кюндингера, стоит ли его сыну всецело посвятить себя музыке, тот, не задумываясь, ответил отрицательно: он не видел в Чайковском ни композиторского таланта, ни вы­дающихся исполнительских способностей.
Музыка всё больше заполняла его жизнь. Он стал принимать участие в хоре Училища, где пел сначала дис­кантом, а затем альтом. Брал уроки музыки у итальянца Пиччиоли. Слушал оперы и концерты с друзьями-правоведами, играл с ними в четыре руки симфонии Бетховена. Участвовал в ученическом оркестре — в качестве флейтиста. Для этого пришлось два года заниматься по классу флейты у профессора Цезаря Чиарди —знаменитого итальянского флейтиста-виртуоза.
Важным событием той поры стало знакомство с оперой Моцарта «Дон-Жуан». Спустя более двадцати лет он признается: «Музыка «Дон-Жуана» была первой музыкой, произведшей на меня потрясающее впечатление. Она возбудила во мне святой восторг, принесший впоследствии плоды. Через неё я проник в тот мир художественной красоты, где витают только величайшие гении. Тем, что я посвятил свою жизнь музыке,— я обязан Моцарту».
П.И. Чайковский, 1859 г.
Окончив училище правоведения, Чайковский в 1859 году был зачислен на государственную службу в один из депар­таментов Министерства юстиции в чине титулярного совет­ника. Казалось, жизненный путь его предопределен. Началась обычная для светского молодого человека жизнь. Днём служба,  не слишком обременительная, вечером развлечения — театр, гости, светские разговоры, танцы. Так продолжалось два года. И никто не предполагал, что этот беззаботный, франтоватый, очаровательный молодой человек вдруг превратится в почти нищего студента, будет трудиться днём и ночью, забыв и думать о светских развлечениях.

«Если я могу содействовать распространению славы русской музыки, - не прямой ли долг мой бросить всё…  
и спешить туда, где я могу быть полезен
для своего искусства и своей страны?»
Осенью 1859 года Пётр Ильич поступает в открывшиеся музыкальные классы при Русском музыкальном обществе. А окончательный поворот в музыку произо­шёл, когда Чайковский по­дал заявление о зачислении его в консерваторию. Чайковскому исполнился двад­цать один год, когда в нём впервые, но зато с огромной силой, вспыхнуло желание заниматься одним-единственным, са­мым главным, самым любимым делом — музыкой. Почти все, кро­ме отца, отнеслись к его намерению отрицательно. Ho самое главное препятствие было в другом. В двад­цать один год великие музыканты обычно предстают уже в ореоле славы — Бах, Моцарт, Шуберт, Лист в этом во­зрасте были зрелыми мастерами. Чайковский же умел только недурно играть на рояле, сочинил четыре очень слабых романса и ничего не знал о теории композиции, без которой путь к мастер­ству закрыт. Для заурядного таланта начинать в двадцать один год поздно. Нужны бы­ли громадная воля, мужество, сила духа, соединённые с гениальными способностями, любовью к искусству и ве­рою в него, чтобы в четыре года из дилетанта сделаться мастером.
П.И. Чайковский, 1863 г.
Начав службу в департаменте, Чайковский скоро по­нял, что юриспруденция — не для него. И это была правда — чиновник он, действительно, был неважный и по службе не продвигался. Чем дальше, тем сильнее юноша чув­ствовал пробуждавшийся в нём музыкальный талант, скрытую, почти незаметную для окружающих творческую силу. Назревал кризис, который должен был перевернуть всю жизнь, направить её по новому руслу. Дело в том, что чём больше он предавался светским удовольствиям, тем чаще возникало в нём критическое настроение, склон­ность к переоценке общепризнанных ценностей. Главную роль во всём этом, конечно, играла переоценка самого се­бя, собственного поведения, недовольство, неудовлетво­рённость пустой и легкомысленной жизнью, которую он вёл.
В мае 1863 года Чайковский ре­шил отказаться от жалованья и штатного места в Министерстве юстиции.

«…Нет другой дороги, как музыка»
Поступив в консерваторию, Чайковский оказался в бедственном положении. Отец его, Илья Петрович, из-за своей безграничной доверчивости лишился всего состоя­ния, трудом накопленного долгими годами службы, и не мог обеспечить сына. Поэтому Чайковский на протя­жении всех лет занятий в консерватории вы­нужден был давать частные уроки, заниматься всякого рода приработками, иногда влезать в долги. Весь образ жизни резко переменился — пришлось отказаться от всяких развлечений.
Г.А. Ларош
Один из консерваторских товарищей Чайковского стал его близким другом, сыграл большую роль в жизни композитора. Это Герман Августович Ла­рош, одарённейший музыкант, впоследствии выдающий­ся музыкальный критик, он первым из современников за­метил и оценил композиторский талант Чайковского.
Первым самостоятельным произведени­ем юного Петра Ильича, в котором уже есть художественный замысел, яви­лась симфоническая увертюра на сюжет драмы Остров­ского «Гроза». Драма Островского завладела творческим воображением начинающего автора весьма основа­тельно; гуманизмом, остротой конфликта, силой разобла­чения «тёмного царства» она привлекала к себе передовые умы поколения. И, наконец, ещё одна характерная для Чайковского черта, заметная уже в «Грозе», — это связь с русским народным творчест­вом.
Экзамен окончивших консерваторию сос­тоялся 29 декабря 1865 года. Звание свободного художника и серебряная ме­даль увенчали годы напряжённого, упорного труда.
С особой благодарностью оценил теперь Пётр Ильич поддержку отца. Он видел огорчение Ильи Петровича, потому что не исполнил его надежд на служебную карьеру юриста, а добровольно бедство­вал, пока учился в музыкальных классах и в Петербургской консерватории. Но отец никогда не упрекал сына. Напротив, с тёплым участием осве­домлялся о намерениях и планах, всячески одобрял его.

«Нет сомнения, что если б судьба не толкнула
меня в Москву, где я прожил 12 с лишним лет, то я бы
не сделал всего того, что сделал»
Вскоре Чай­ковский, как один из самых талантливых воспитанни­ков, был приглашён преподавать в Московскую консер­ваторию, которая открывалась осенью 1866 года. Первой музыкой, прозвучавшей в стенах новой русской консерватории, была увертюра к опере «Руслан и Людмила» Глинки, исполненная Петром Ильичём Чайковским! Факт весьма знаменательный.
С пере­езда в Москву началась его самостоятельная творческая жизнь. Чайковский стал преподавателем в музыкальных классах Русского музыкального общества, а с осени этого же года профессором новой, второй в России, консерватории. И все же беспокойство не покидало Петра Ильича. Сможет ли он, занимаясь уроками 27 часов в неделю, всецело отдаваться творчеству, к которому стремился так страстно и ради которого решился покинуть службу в департаменте Министерства юстиции, сулящую обеспеченное настоящее и буду­щее? А вот Ларош, его самый строгий критик, чей тонкий ум и музыкальное дарование он ставит так высоко, уверен в его правильном выборе.
Н.Г. Рубинштейн
Директором Московской консерватории был Николай Григорьевич Рубинштейн, с которым у Чайковского сразу же установились дружеские отношения. Он любил и понимал музыку Чайковского и в течение многих лет был первым исполнителем почти всех его про­изведений. Чрезвычайно довольный учеником, Рубин­штейн сделал его своим стипендиатом.
Уже в первое время пребывания в Москве Чайковский стремился поближе узнать жизнь города во всём её разнообразии. Он бывал в  театре, Артистическом кружке, где читали свои произведе­ния А. Н. Островский, А. Ф. Писемский и другие русские писатели, выступали знаменитые артисты Малого театра и музыканты. С удовольствием ходил в маскарады и в парки — на народные гуляния, балаганы, в цирк и зоологический сад.
Но чаще всего Пётр Ильич посещал концерты. В одном из них, 4 марта 1866 года, Рубинштейн дирижировал его увертюрой фа мажор, которая игралась впервые. Это был большой публичный успех, приятный особенно тем, что на репетиции музыканты даже аплодировали, а на ужине, данном Николаем Григорьевичем  после концерта, молодому композитору была устроена овация.
В числе первых произведений Чайковского есть и такие, которые по праву уже принадлежат к классике. Среди них особое место занимает Первая симфония «Зимние грезы», сочинённая почти тотчас после окончания консерватории.  В музыке Первой симфонии слились са­мые разные впечатления и глубоко запавшие воспомина­ния детских лет: и лесные дороги в окрестностях Алапаевска, и долгая езда в кибитке из далекого Воткинска в Петербург, и впечатления от русской северной природы, и остров Валаам, и только что увиденные в Москве кар­тины разгульной масленицы с праздничной толпой на улицах и лихими песнями. Это будет первая симфония, созданная русским композитором, полу­чившим у себя на родине, в России, профессиональ­ное музыкальное образование. С увлечением и крайним напряжением всех нервных сил работал Пётр Ильич над «Зимними грезами»: пытался сочинять каждую свободную ми­нуту, но днём отвлекали занятия в консерватории, и писать приходилось ночью. «Ненормальный труд убивал сон, а бессонные ночи парализовали энергию и творческие силы. Всё это закончилось припадками страшного нервного расстройства.  Насколько испытанные Петром Ильичом страдания от этой болезни были велики, можно заключить из того, что боязнь повторения её на всю жизнь отучила его от ночной работы».

«Даже человек, одарённый печатью гения,
ничего не создаст не только великого, но и среднего,
если не будет адски трудиться»
В первые годы жизни в Москве Чайковский сочиняет музыку жадно, торопливо. Окончив консерваторский курс, он чувствует себя достаточно вооружённым, чтобы выполнить любую, даже самую сложную задачу. Всё ка­жется ему по плечу, любые жанры, формы. Одно за другим появляются крупные по форме произведения: оперы «Вое­вода», «Ундина», симфоническая фантазия «Фатум». Но впо­следствии обнаруживает их несовершенство  и со свойственной ему горячностью и страстностью, переходя от любви к несправедливой ненависти, уничтожает партитуры своих музыкальных чад.
Просматривая однажды в кафе номер «Санкт-Петербургских ведомостей», он увидел рецензию музыкального критика  Ц. А. Кюи, написанную на канта­ту «К радости». Болью резанули ядовитые слова: «...Консерва­торский композитор г. Чайковский совсем слаб. Правда, что его сочинение (кантата) написано в самых неблагоприятных обстоятельствах: по заказу, к данному сроку, на данную тему и при соблюдении известных форм. Но всё-таки если бы у него было дарование, то оно хоть где-нибудь прорвало консер­ваторские оковы».
Сколько будет ещё впереди таких неожиданных тяжёлых ударов? «Когда я прочёл этот ужасный приговор, я не знаю, что сделалось со мной. У меня потемнело в глазах, голова закружилась, и я, как безумный, выбежал из кафе,— рассказывал впослед­ствии Пётр Ильич.— Что я делал, куда попадал, я не отдавал себе отчёта. Я целый день бесцельно бродил по городу, повторяя: «Я пустоцвет, я ничтож­ность, из меня ничего не выйдет, я бездарность».
Но вот пришло письмо от друга Лароша, который так высоко оценил кантату и поверил в его музыкаль­ную будущность. «Нет, не случайно свою жизнь он решил посвятить музыке! Не воображайте, что я здесь говорю как другу: откровенно говоря, я в отчаянии признать, как критик, что Вы самый большой музыкальный талант современной России. Вы отлично знаете, что я не льщу... Ваши творения начнутся, может быть, только через пять лет; но эти, зрелые, классические, превзой­дут все, что мы имели после Глинки»,— читал Петр Ильич. Здесь, в чужом городе, начиналась новая жизнь, и так нужна была поддержка. Тем ценнее оказалось горячее дружеское участие Германа Августовича Лароша и его отзыв о кантате на оду Ф. Шиллера «К радости».
Расширялась консерватория, прибавлялось количество учеников, увеличивалось жалованье профессора, всё боль­ше и больше накапливалось работы, требовавшей много времени и сил. Постепенно, благодаря Н. Рубинштейну и М. Балакиреву произведения Чайковского начинают по­являться в программах концертов, он становится извест­ным в Москве да и в Петербурге. Издатели начинают интересоваться его творчеством.

«Я желал бы всеми силами души,
чтобы музыка моя распространялась,
чтобы увеличивалось число людей, любящих её,
находящих в ней утешение и подпору»
В эти годы Чайковский всё с тем же неистовым упор­ством, то с восторгом, то с отчаянием, изо дня в день усидчиво работает, завоёвывая постепенно все области музыкального творчества. Одно за другим появляются выдающиеся, бессмертные произведения.
Чайковский окончил третью оперу — «Опричник» на сюжет трагедии И. Лажечникова, на которую возлагал большие надежды. Но и эта опера не принесла радости автору: «Я не потерпел фиаско и получил, вместе с тем, отлич­ный урок оперного композиторства, — писал Чайковский после премьеры, — ибо с самой первой репетиции увидел свои грубые промахи, и уж, конечно, не впаду в подоб­ные же при сочинении следующей оперы». Следующей оперой был «Кузнец Вакула» на сюжет повести Гоголя «Ночь перед Рождеством». И снова неудача: «Вакула» торжественно провалился, — с горечью пишет Пётр Иль­ич своему любимому ученику Танееву после премьеры. — В не успехе оперы виноват я. Она слишком запружена подробностями, слишком густо инструментована, слиш­ком бедна голосовыми эффектами». Но, несмотря на все недостатки «Вакулы», Пётр Ильич сохранил нежные чув­ства к этой опере и через десять лет переделал её и вы­пустил в жизнь с новым названием «Черевички». Опера пока не удавалась, но зато инструментальная музыка — это покорённая страна, где Чайковский чувст­вует себя властелином.

В течение десяти лет жизнь Чайковского текла мирно и спокойно, без особых изменений. Постепенно росла его известность как композитора. И не только в России, но и за границей. В Германии, во Франции, в Австрии и даже в Америке испол­нялись его симфонические произведения. Казалось бы, внешне всё обстояло благополучно. Но изменился он сам. «Я очень изменился за это время и физически, и в особенности морально. Весёлости и охоты дурачиться не оказывается вовсе. Молодости не осталось ни на грош», — пишет он весной 1877 года.
     Всю свою сознательную жизнь музыканта-профессионала, во время учения в консерватории и все последующие годы, он следовал раз и навсегда определённому для себя девизу: труд, познание, скромность.
П.И. Чайковский, 1869 г.

 «Итак, вся жизнь есть непрерывное чередова­ние тяжёлой действительности с скоропреходящими сновидениями
и грёзами о счастье... Пристани нет.
Плыви по этому морю, пока оно не охватит и не погрузит тебя в глубину свою»

 Ольга КОЛЫВАНОВА

Комментариев нет:

Отправить комментарий